Пустыня. Крепость. - Страница 48

Наконец справа показались красные столбы, за которыми угадывалась вдали кактусовая поросль. К этому времени отец и сын уже так выбились из сил, что представляли собой легкую добычу для скорпиона или жука-скакуна, не говоря уже о тарантулезатворнике. Найл опирался на складную трубку-жезл как на посох, и еле переставлял ноги, пошатываясь под тяжестью двух кузовов, мотавшихся туда-сюда за спиной. И вдруг глядь (надо же, и откуда?) – навстречу через песок уже спешат Вайг и Сайрис, а сзади усердно топочет ножонками Руна. У Найла забрали кузова, и ему стало удивительно легко, дунь сейчас ветер – понесет, помчит его вперед. Сайрис, бережно обняв мужа за пояс, помогла ему одолеть последние полсотни метров до жилища. Уступая дорогу при входе, юноша бросил взор туда, где, отделенное простором пустыни, синело на горизонте плато, и невольно изумился. Как-то даже и не верилось, что его могло занести в такую даль. А Мерлью? Была ли она на самом деле?

Пещера ярко осветилась масляными светильниками – в честь события запалили все шесть. Однако радость встречи все же была омрачена недомоганием дедушки.

У старого Джомара не хватало сил даже на то, чтобы подняться с постели и обнять Найла и Улфа. Было ясно, что старику недолго осталось. За те две недели, что не виделись, Джомар совсем одряхлел: щеки ввалились, глаза запали и постоянно слезились. Сайрис сказала, что он только что оправился после лихорадки. Но вовсе не болезнь подкосила дела, просто он безумно устал от жизни. Все вроде бы повидал, все испытал, так что и жить больше незачем – умаялся, неинтересно. Не стало Торга с Хролфом, ушла Ингельд, ноги едва держат… Джомару стало все равно, ощущает он в себе теплоту жизни или нет. Он, казалось, с интересом прислушивался к рассказу о подземном городе Каззака, но когда спросил: «А там все так же водятся крысы среди развалин?»

– стало ясно, что рассудок уже изменяет старику. Сонное это равнодушие было Найлу вполне понятно. После дворца Каззака жизнь в пещере казалась невероятно скучной. Хотя в Дире он прожил совсем недолго, юноша понял, как хочется ему быть среди множества людей, болтать со сверстниками, делиться с ними мыслями и переживаниями. Вспоминая теперь об этом, он представлял ту жизнь в розовом свете. Все в том городе казалось удивительным, прекрасным. Он завидовал Ингельд: удалось же остаться, да еще навсегда! Нередко с теплым чувством вспоминал Дону, и грусть охватывала при мысли, что ведь он с ней даже не попрощался: когда уходили, девочка спала. Только мысли о Мерлью заставляли его болезненно морщиться. Без Торга, Хролфа и Ингельд пещера, казалась удивительно пустой. А теперь, когда было видно, что дни Джомара сочтены, в груди возникало горькое, безотрадное чувство утраты.

Старика переместили в глубь пещеры, чтобы не нарушать его сон. По утрам ему помогали выбраться на солнце, и там он сидел, поклевывая носом под жужжание мух, пока не сгущался зной. Время от времени в безветренную погоду Джомара относили под тень юфорбии. Найл садился рядом и караулил, держа возле себя копье на случай, если объявится вдруг какой-нибудь хищник. Втихомолку юноша дивился: когда старик начинал просить, чтобы его отвели обратно в пещеру, руки у него были так холодны на ощупь, будто он только что выбрался наружу. Единственной отрадой деда была в те последние дни малышка Мара, не дававшая старику угаснуть окончательно. Девочке исполнился год, и ее стало не узнать.

Сок ортиса весьма благотворно повлиял на нее. Мара перестала нервничать, капризы прекратились, и малышка, когда бодрствовала, с жадным любопытством лазала всюду. Она часами просиживала у деда на коленях, выпрашивая, чтобы он чтонибудь рассказывал. Если тот медлил, она принималась барабанить кулачком в грудь, поторапливая его. Дедушка вспоминал о том, как сам был маленьким, пересказывал легенды о великих охотниках прежних времен.

А Найл старался не пропустить этих чудесных минут и, сидя углу, внимательно слушал каждое слово. После всего, что ему довелось увидеть, юношу терзали бесчисленные вопросы, и он надеялся, что в рассказах деда найдет хоть какойнибудь ответ.

Однажды, когда Мара заснула прямо на руках старика, Найл стал расспрашивать деда о заброшенном городе. Джомар вырос неподалеку от тех мест, в предгорье, и среди загадочных руин проходили его детские игры. Найл поинтересовался, что там за здание с высокими стройными колоннами. По словам деда, это было когда-то святилище. А вот на вопрос о странных коробах, высеченных из цельного камня, Джомар не ответил: он просто их не помнил.

В пору его юности заброшенный город был на десятки метров погребен под песком. Это объясняло, почему старик никогда не видел каменных коробов, равно как и никакого металлического чудища.

– А сколько ты уж прожил, когда смертоносцы забрали тебя в свой город?

– спросил Найл.

Старик молчал, и юноша подумал было, что он не желает об этом распространяться, однако после длинной паузы Джомар заговорил:

– Это было, пожалуй… Я доживал тогда свое восемнадцатое лето, примерно так… То был черный день для людей Диры.

– Что тогда произошло?

– Они нагрянули на рассвете. Целые полчища. Я понял, что это они, едва проснулся.

– Как именно?

– Не смог пошевельнуться у себя на постели. Сесть решил, а на груди словно громадный камень какой. Хочу двинуть ногой, а не могу – как отлежал.

– А почему так?

– Они нас будто пригвоздили. Мы все оказались в одинаковом положении.

– Но чем пригвоздили? Как?

– Волей своей. У Найла мурашки побежали по спине. В голове мелькнула мысль о городе Каззака.